В эти же дни еще два отряда — одиннадцать подводных лодок вышли из Иоко**** и направились к Гавайским островам. Четвертый отряд — девять подводных лодок — покинул передовую базу на острове Кваджалейн, взяв курс также на Гавайи.
Пяти подводным лодкам-носителям была поставлена задача: к вечеру 6 декабря сосредоточиться у входа в Пёрл-Харбор и по получении приказа о начале боевых действий спустить карликовые подводные лодки и атаковать американский флот. 20 остальных подводных лодок образовывали завесу вокруг Гавайских островов.
Полетная палуба японского авианосца «Акаги»
С 17 по 22 ноября корабли оперативного соединения адмирала Нагумо собрались в заливе Танкан (Хитокапу) на острове Итуруп в группе Курильских островов. Они прокрались поодиночке с разных баз. Радистов кораблей, которых хорошо знала по «почерку» американская служба радиоперехвата, оставили в Куре имитировать оживленный обмен сообщениями по радио. Те, кто следил за эфиром, оставались в неведении о действительном местонахождении кораблей.
Утром 22 ноября с мостика флагмана — авианосца «Акаги» Нагумо осмотрел свой отряд. В свинцовых водах небольшого унылого залива тесно стояли 32 кораблей: шесть авианосцев («Акаги» (флагман), «Хирю», «Кага», «Сёкаку», «Сорю» и «Дзуйкаку») ударной группы и силы прикрытия — два линкора, три тяжелых крейсера; отряд из девяти эсминцев, возглавляемый легким крейсером; передовой отряд — три подводные лодки и отряд снабжения — восемь танкеров. Место сбора было выбрано вдали от населенных островов. Холодный залив окружали горы, покрытые снегом, на берегу три одинокие радиомачты, несколько жалких хижин рыбаков. В заливе Хитокапу корабли пополнили запасы топлива с танкеров, погрузили предметы снаряжения.
Днем 22 ноября на «Акаги» Нагумо провел узкое совещание. Капитан-лейтенант Сузуки выступил с поучительным докладом о своем пребывании на Гавайских островах. Командиры авианосных авиационных соединений задали множество вопросов и сделали последние заметки.
Японский авианосец "Дзуйкаку"
Вечером 25 ноября радист принес Нагумо совершенно секретный приказ. Главнокомандующий Объединенным флотом Ямамото приказывал «оперативному соединению, передвигаясь сугубо скрытно и осуществляя ближнее охранение против подводных лодок и самолетов, продвинуться в гавайские воды и в момент объявления военных действий атаковать главные силы американского флота на Гавайях с целью нанесения ему смертельного удара. Первый воздушный налет намечается на рассвете «дня X» (точная дата будет определена последующим приказом). После окончания воздушного налета соединению быстро оставить воды и возвратиться в Японию, поддерживая тесное взаимодействие и обеспечивая охранение от контратак противника. В случае, если переговоры с Соединенными Штатами окажутся успешными, оперативное соединение должно быть в готовности к немедленному возвращению и рассредоточению».
В шесть утра 26 ноября оперативное соединение покидало залив. Днем «Кидо Бутай» (ударный отряд), как именовалось оперативное соединение Нагумо в японских штабных документах) следовал в так называемом оборонительном построении. В десяти километрах по курсу передовой отряд — четыре эсминца. Затем двумя колоннами авианосцы, охраняемые на флангах тяжелыми крейсерами и эсминцами. Непосредственно за ними отряд обеспечения, замыкали строй оба линкора. Первоначально Нагумо собирался пустить впереди подводные лодки, сделав их «глазами» оперативного соединения. Но сразу по выходе в океан выяснилось, что порой неважная видимость и неизменное радиомолчание, введенное в «Кидо Бутай», крайне затрудняли связь с ними. Нагумо распорядился: подводным лодкам следовать в километре по правому борту флагмана «Акаги».
Среди моряков и летчиков нарастало напряжение. Корабли сохраняли радиомолчание, использовали высококачественное топливо — из труб почти не вырывалось дыма, ночью шли без огней. Сотни глаз следили за горизонтом и небом: действовал строжайший приказ немедленно сообщить о любом встречном судне или самолете. Время от времени рев моторов оглашал полетные палубы, на каждом авианосце прогревала моторы шестерка дежурных истребителей. Но чтобы не раскрывать планов, в воздух не поднимался ни один из сотен самолетов оперативного соединения.
Сначала на кора***х думали, что идут очередные учения. Но день проходил за днем, оперативное соединение, не снижая скорости, все дальше уходило от берегов Японии. Теперь укреплялось убеждение, что дело идет к войне. Летчики помалкивали. В трюмах крупных кораблей у машин судачили: запасов топлива хватит, чтобы, сделав обходный маневр, выйти к Филиппинам и вернуться в Японию.
2 декабря толкам был положен конец. На «Акаги» был принят условный сигнал из штаба Ямамото: «Начинайте восхождение на гору Ниитака», что означало — удар по Пёрл-Харбору в воскресенье 7 декабря 1941 года. Об этом было объявлено личному составу. «Наконец сбылись мечты», — раздавалось на кора***х. Летчики стали героями дня. Для Нагумо наступили особенно тревожные дни: если соединение будет замечено противником до 6 декабря, ему в соответствии с планом операции надлежало повернуть назад, если 6 декабря — следовало самостоятельно принять решение о целесообразности удара по Пёрл-Харбору, если 7 декабря — в любом случае атаковать.
Восточный ветер - дождь
В ночь с четвертое на пятое декабря 1941 года одна из американских радиостанций на западном побережье перехватила прогноз погоды, передававшийся из Токио. Специалисты-криптографы тотчас же опознали в нем секретный сигнал японским вооруженным силам.
Подробностей в этом сигнале, конечно, не было. Американские криптографы в июле разработали систему дешифровки секретных японских сообщений. Теперь они могли переводить передаваемую японцами систему цифр в группы букв. Затем с помощью современной техники эти буквенные группы расшифровывали. Все шло успешно, когда дело касалось нормального текста. Неразрешимыми оставались условные обозначения и словосочетания, ключа к разгадке которых, как и прежде, не было. И когда перехватили это странное, не соответствующее действительности сообщение: «Восточный ветер - дождь», никто не знал, что с ним делать. Ясно было только, что речь идет о каком-то заранее согласованном условном сигнале.
В центре дешифровки полагали, что это словосочетание имеет отношение к стремительно ухудшавшимся отношениям между Японией и Америкой, но одно такое предположение ничего не давало. В то время в Америке ещё не знали, что японское верховное командование согласовало со своими находящимися в открытом море силами условные слова, которые должны были в нужный момент информировать, в каком направлении будет предпринята атака.
Согласованы были фразы:
«Хигаши но казеаме» - «восточный ветер - дождь» - для непосредственной угрозы войны с США;
«Китаноказе кумори» - «северный ветер - облачно» - для непосредственной угрозы войны с Советским Союзом;
«Ниши но казе харе» - западный ветер - ясно» - означало угрозу войны с Великобританией.
Донесение о передаче этого в высшей степени гибельного для американцев сигнала уже утром пятого декабря легло на стол командующего американским флотом адмирала Старка. Тот мало что понял из путанных пояснений начальника контрразведки. Он вообще не ожидал многого от деятельности командера Саффорда и специалиста по дешифровке Далтона Крамера. Старк призвал обоих не поднимать паники и положил их рапорт под сукно.
Другая телеграмма, отправленная из Токио посланнику Номура и расшифрованная контрразведкой, попала прямо на стол президенту. Это произошло днем позже. Телеграмма содержала детальные указания, когда надлежало вручить американскому правительству некое послание из четырнадцати частей. Такая точная датировка несомненно указывала, что с момента передачи меморандума параллельно начнется какая-то военная акция.
Вечером шестого декабря Рузвельт был поставлен об этом в известность и решил немедленно созвать совещание. Оказалось, однако, что адмирал Гарольд Р. Старк, командующий флотом США, как раз в это время отправился на премьеру нового мюзикла. Рузвельт не решился его вызвать. Кончилось тем, что он принял к сведению это недвусмысленное положение вещей, отложив, однако, на утро решение о принятии каких-то мер.
Начальник Генерального штаба ВС США Джордж К. Маршалл (1880-1959)
Седьмого декабря 1941 года день выдался холодным, но солнечным. Начальник Генерального штаба Джордж К. Маршалл спокойно прогуливался верхом в лесах вокруг Форт Майерс на берегу Потомака. Он и не подозревал, что его отчаянно разыскивают. Лейтенант-командер Далтон Крамер подготовил точный перевод перехваченной телеграммы, адресованной Номуре, и представил его командующему флотом Старку. Тот понял, что речь идет о серьезной угрозе, и недовольно проворчал:
- Это означает войну!
Но прежде чем принять решение, ему необходимо было посоветоваться с Маршаллом. Тот должен был вернуться только в среду. Таким образом, Старк тоже отложил решение на потом.
В тот же день седьмого декабря, вернувшись в одиннадцать часов двадцать пять минут с верховой прогулки, Джордж К. Маршалл получил расшифрованную телеграмму японского правительства, адресованную Номуре. Теперь он все-таки решил направить отдельную директиву американским гарнизонам в Тихом океане. И через несколько минут продиктовал следующий текст:
«Предупреждение о военной опасности!
Переговоры с Японией о стабилизации обстановки в Тихом океане провалились, и в ближайшие дни со стороны Японии можно ожидать начала агрессии.
Численность и вооружение японских войск и расположение ударных группировок флота дают основание предположить возможность проведения японцами десантных операций на Филиппинах, в Таиланде или на полуострове Кра. Возможно также на Борнео. Соответственно этому должна быть подготовлена оборона.
Восстановить боевую готовность в соответствии с приказом WPM 46. Ознакомить всех командиров, а также британские власти. Принять меры против саботажа».
Другую роковую ошибку Маршалл совершил при выборе способа передачи этой директивы. Он не воспользовался ни одной из трех линий, предназначенных для срочной рассылки подобных сообщений. Это могли быть так называемый скрамблер-телефон - прямая засекреченная связь из его служебного кабинета, или радиопередатчик ФБР, или одна из крупных флотских радиостанций.
Вместо этого текст передали на центральную армейскую радиостанцию, и даже не поставили на нем отметку срочности. Поэтому текст дожидался общей очереди до тех пор, пока события его не опередили. Когда армейский радист зашифровывал текст, «Уорд» уже вступил в первый бой с японской подводной лодкой перед входом в бухту Пёрл-Харбора.
Директива поступила в Пёрл-Харбор лишь тогда, когда военная база уже была захвачена японским нападением врасплох.
Утро 7 декабря.
Около 6 утра 6 декабря «Кидо Бутай» вышел в точку примерно в 600 милях севернее и слегка западнее от Оаху. На «Акаги» приняли «переданный с уважением» Ямамото рескрипт императора о войне с США. Через час корабли в последний раз приняли топливо. Пока полтора часа шла заправка, Нагумо не находил себе места: оперативное соединение уже находилось в пределах радиуса патрульной авиации с Гавайев. Но все сошло благополучно. Танкеры повернули на север, а оперативное соединение двинулось на юг. В 11.30 на кора***х был прочитан приказ Ямамото, начинавшийся словами: «Час пробил. На карту поставлена жизнь или смерть нашей империи...»
В 5.30 утра 7 декабря в полной темноте катапульты тяжелых крейсеров выбросили два самолета-разведчика. Они должны были доложить обстановку в Пёрл-Харборе и в Лахаине.
Палубные самолёты времён Второй Мировой войны, Япония
По боевой трансляции прозвучала команда: «Летчики, сбор!» Сотни пилотов торопливо собрались в помещениях для инструктажа. Оперативное соединение в 220 милях прямо на север от Пёрл-Харбора. Строгий приказ: ни один из летчиков, за исключением ведущего первой волны Футида, не должен прикасаться к радиопередатчику до начала атаки.
В 6 утра флаги на мачте «Акаги» взлетели до клотика и опустились. Взлет Первой волны. На концах крыльев самолетов зажглись красные и синие лампочки. Прощальные взмахи рук и фуражек, напутствия, тонувшие в шуме моторов. Оглушительно ревя, самолеты срывались с полетной палубы и мгновенно исчезали в предрассветном сумраке навстречу восходящему солнцу, которое угадывалось за горизонтом. Первыми покинули авианосцы истребители «Зеро». За ними бомбардировщики и торпедоносцы, эти с экипажами по три человека. Взлет всех самолетов занял 15 минут, омраченный потерей всего двух истребителей — один упал в море, другой из-за неисправности двигателя пришлось оставить. Взлетевшие машины образовали гигантский круг в ожидании сбора всех. В 6.20 командирский бомбардировщик Футида, различавшийся по оранжевым огням, повел на Пёрл-Харбор 183 самолета первой волны — 40 торпедоносцев, 51 пикирующий бомбардировщик, 49 бомбардировщиков и 43 истребителя.
Авианосец "Сорю".
Взошло солнце. В 7.15 с авианосцев стартовала вторая волна — 78 пикирующих бомбардировщиков, 54 бомбардировщика и 36 истребителей. Всего в двух волнах к Гавайским островам направлялись 350 самолетов. 39 истребителей оставались на авианосцах в резерве на случай контратаки противника. Нагумо повел корабли на юг, пока они не достигли точки в 180 милях севернее Оаху.
Когда самолеты скрылись, на кора***х воцарилась необычайная, оглушительная тишина. Многие молились, иные вытирали слезы. Адмирал Кусака устало опустился на мостик, ему показалось — в кресло. Губы его беззвучно шевелились: он также молился.
В 3.42 ночи с тральщика «Кондор», занятого скучнейшим делом — тралением магнитным тралом за кромкой фарватера у Пёрл-Харбора, заметили перископ подводной лодки. На ней, по-видимому, увидели «Кондор» и отвернули. В 3.58 с «Кондора» светосигнальными средствами передали семафор на находившийся вблизи патрульный эсминец «Уорд». Эсминец провел безуспешный поиск в указанном районе в течение примерно часа. В 4.58 ворота в противолодочном заграждении в Пёрл-Харбор открылись. Предстояло пропустить в гавань и из гавани несколько мелких судов, в числе их возвращался в Пёрл-Харбор и «Кондор».
На прощание с «Уорда» попросили уточнить координаты, где была замечена лодка. «Кондор» с готовностью ответил. В 6.30 утра, когда уже рассвело, с транспорта «Антарес», медленно направлявшегося в Пёрл-Харбор с баржей на буксире, заметили примерно в 1500 метрах, по-видимому, рубку подводной лодки какой-то странной конструкции. О чем с «Антареса» сообщили на «Уорд», где рулевой и вахтенный уже углядели примерно в миле подозрительный черный предмет, следовавший вплотную за баржей, которую буксировал «Антарес».
Японские истребители A6M «Зеро» на палубе авианосца «Акаги»
Едва взглянув на подозрительный предмет, Аутбридж (капитан «Уорда») скомандовал полный ход. Инструкция предписывала атаковать любую подводную лодку, находящуюся в пределах зоны обороны без эскорта. На эсминце сыграли боевую тревогу. Младший лейтенант Уильям Таннер по-своему истолковал действия «Уорда». Он заключил, что подводная лодка оказалась в запретной зоне из-за аварии, а эсминец спешил ей на помощь. Чтобы помочь эсминцу не потерять место лодки, терпящей бедствие, добрый Таннер сбросил рядом с ней пару дымовых бомб. Больше он ничем не мог помочь гибнущим людям.
А на море события приобрели драматический оборот. Когда до рубки лодки оставалась какая-нибудь сотня метров, Аутбридж приказал открыть огонь. Первый снаряд, выпущенный в 6.45, пролетел мимо, второй — с расстояния 50 метров — угодил в основание рубки. Через несколько мгновений «Уорд» прошел рядом с лодкой, а когда она оказалась под кормой, сбросил четыре глубинные бомбы.
Гигантский фонтан воды и пены поднялся как раз на том месте, где только что наблюдали лодку.
В 7.12 первое донесение Аутбриджа попало к дежурному офицеру по военно-морскому округу Каминскому. Он доложил об этом начальнику штаба округа, последний предложил Каминскому проверить сообщение и информировать дежурного по штабу, командующего флотом и другие инстанции, а сам соединился с начальником округа адмиралом Блохом. В штабе флота, получив сообщение Каминского, обсудили его и решили осведомиться, знает ли об этом Блох и что сделано в связи с докладом Аутбриджа.
Японские самолеты готовятся к взлету с авианосца «Сёкаку» 7 декабря 1941 г.
В этот момент оперативный офицер патрульной авиации передал в штаб флота робкое донесение Таннера о потоплении подводной лодки. Стали выяснять, об одной или двух лодках идет речь и где, собственно, находятся американские подводные лодки и т. д. Неразбериха нарастала, иные начальствующие лица еще спали, и дежурным приходилось сначала говорить с их женами. В оперативном центре патрульной авиации было высказано предположение, что вообще не было никакой подводной лодки, а по ошибке перехвачено сообщение об очередном учении. Еще большее замешательство внесло донесение «Уорда» о задержанном сампане. Если «Уорд» сражается с подводными лодками, то при чем тут сампан?
Наконец дежурного по штабу флота осенило: не лучше ли сообщить обо всем Киммелю, что он и сделал в 7.40. С командующим связаться оказалось легко: адмирал всецело принадлежал службе. Киммель приказал затребовать от капитана «Уорда» подробное объяснение, предупредив, что он будет ждать у телефона. В 7.51 эсминец «Монагхэн», стоявший в Пёрл-Харборе, получил приказ выйти в море и связаться с «Уордом».
Но никому не пришло в голову поставить в известность о происходившем штаб генерала У. Шорта, отвечавшего за оборону Гавайев. Моряки не горели желанием посвящать во флотские дела армию.
Следовали служебным инструкциям и на передвижной радиолокационной станции на горе Опана, что на самой северной оконечности острова Оаху. Там с 4 до 7 утра 7 декабря дежурили рядовые Джозеф Локкард и Джордж Эллиот. Станция позволяла вести наблюдение на расстоянии до 150 миль. Радиолокационные установки, находившиеся в распоряжении армии, только осваивались и обычно работали главным образом в учебных целях с 7 утра до 4 часов дня. После предупреждения из Вашингтона 27 ноября генерал У. Шорт приказал повысить бдительность, и часы работы станций изменились — с 4 до 11 утра. На выходной день было сочтено достаточными три часа — с 4 до 7 утра. В 7.02 Локкард проверил настройку и убедился, что основные импульсы двоятся. Сначала он подумал, что приборы расстроились. Беглая проверка показала, что станция в порядке. Тогда они поняли, что на расстоянии 136 миль летит большая группа самолетов. Локкард поручил новичку Эллиоту прокладывать их путь на планшете, сам устроился у индикатора. Они получили пеленг, дистанцию и координаты, определив место цели.
Эллиот заметил, что неплохо было бы доложить о самолетах в информационный центр. После недолгих препирательств Локкард согласился и Эллиот позвонил в информационный центр. Было 7.15. Сначала он снял трубку прямой, или «боевой», связи планшетного поста с информационным центром. Никто не ответил, тогда он повторил вызов по телефону общей линии. В этот момент в информационном центре находились только лейтенант Кермит Тайлер (офицер связи от истребительной авиации) и дежурный телефонист. Ровно в 7 утра все остальные сложили приборы и документы и ушли завтракать. Звонок оператора с горы Опана «об обнаружении такой крупной цели, какой он никогда не наблюдал на экране радиолокатора», никого из тех, кому этим ведать надлежало, не застал.
Дежурный телефонист предложил Тайлеру все же оторвать планшетистов от завтрака: им никогда еще не приходилось вести такую большую цель. Тайлер рассудил иначе. Он вспомнил, что всю ночь радиостанция Гонолулу передавала гавайскую музыку. Его сослуживец как-то объяснил, что это делалось тогда, когда из США на Гавайи перегоняли бомбардировщики «Б-17» и станция служила им радиомаяком. Поэтому Тайлер со спокойной душой попросил передать на Опану не беспокоиться.
«Тора! Тора! Тора!»
Так в Пёрл-Харборе по воскресеньям было всегда: люди в городе спали допоздна, потому что накануне вечером смотрели футбол и не без того, чтобы как следует при этом выпить. Солдатам нужно было прибыть в казармы на завтрак только к восьми часам. Утренней переклички по воскресеньям не было. Это была «ананасовая» армия. И эта армия спала спокойно.
Большинство солдат в уикэнд вовсе не ночевало в казармах. Они покидали часть в субботу после обеда, шатались по городу, затем, ближе к вечеру, подцепляли девушек, ночевали у них, в воскресенье утром отправлялись на пляж в Уайкики и нежились там на солнце, ловили рыбу, катались на водных лыжах. Матросы со стоявших в гавани кораблей не отставали в этом от солдат. Американские налогоплательщики имели полное право усомниться в обоснованности расходов на оборону.
В то утро на могучих кора***х, застывших в неглубокой акватории вокруг острова Форд, царила та же тишь, что и в любое воскресенье. С восточной стороны от острова высились мачты линкоров. Здесь стояли «Невада», «Аризона», «Теннеси», «Вест Вирджиния», «Мэриленд», «Оклахома» и «Калифорния». Не было только «Пенсильвании» - та вместе с двумя эсминцами занимала сухой док номер один.
На борту находилась едва ли половина экипажей. А из тех, кто остался, многие с утра готовились к увольнению на берег.
В восемь часов на всех кора***х происходил подъем флагов. После этого начинали собираться в увольнение. Наблюдатель, взявший на себя труд пересчитать все корабли, большие и малые, стоявшие на якорях в Пёрл-Харборе, насчитал бы их девяносто шесть.
На острове Форд высились ангары летающих лодок. Эти старые неповоротливые гиганты, несмотря на все недостатки, все ещё оставались очень эффективным средством контроля побережья. В соответствии с приказом генерала Шорта о противодействии диверсиям их вывели из ангаров.
Недалеко от Гонолулу находился Хикэм Филд, база армейских бомбардировщиков. Двенадцать новых В-17, из которых, правда, лишь половина была боеготова, затем двенадцать бомбардировщиков А-20, да три десятка безнадежно устаревших В-18, которым многие пилоты уже не решались вверить свои жизни.
На наблюдательной вышке необычно тихого аэродрома собрались офицеры, и среди них комендант Хикэм Филд полковник Уильям Фартинг. Они готовились встретить новый отряд В-17, которые должны были прибыть в тот день из Сан-Франциско. На эти машины возлагали большие надежды. Бесспорно, это были самые современные и мощные самолеты, какими в то время располагали США.
На армейском аэродроме Уилер Филд, где базировались истребители, тоже царила тишина. Шестьдесят новых машин Р-40 выстроились перед ангарами как на параде. Пока не видно было ни единого пилота. Никаких полетов не планировалось.
Немного севернее, в казармах Шофилда, на ногах были только те, кто привык рано вставать. В воскресенье каждый мог завтракать, когда и где ему захочется. Те из солдат, кто вернулся в казарму поздно ночью или только рано утром, ещё отсыпались. 24-я и 25-я дивизия, которые были там расквартированы, на минувшей неделе провели утомительные полевые учения. Даже офицеры считали, что это воскресенье стоит провести как можно спокойнее.
Все началось в семь пятьдесят пять. На водокачке уже развевался синий флаг. И тут внезапно воздух задрожал от рева моторов. Он быстро приближался. Люди удивлялись, откуда вдруг взялось столько самолетов.
Одна группа заходила с юга, со стороны входа в бухту. Они летели так низко, что через стекла кабин можно было различить головы пилотов. На «Калифорнии» один унтер-офицер удивленно воскликнул:
- Не иначе русские послали с визитом какой-то авианосец, у них же красные знаки на крыльях!
Кто-то громко возмущался, что шальные армейские летчики устроили такую суматоху именно во время подъема флага. Другие озадачено указывали на приближавшиеся машины с неубирающимися шасси. Таких самолетов на острове не было.
Затем первая из столь неожиданно появившихся машин стрелой ринулась вниз, к причалу для гидросамолетов на южной оконечности острова Форд. Спустя несколько секунд тишину воскресного утра разорвал грохот взрыва. В воздух взлетели обломки.
Когда небольшая машина, заложив рискованный вираж, умчалась вверх, люди на палубах разглядели на её плоскостях оранжево-красные круги.
- Японцы! - разнесся отчаянный крик. Он множился под рев моторов и грохот взрывов. Над мирным островом, над солнечными пляжами, над пальмовыми рощами, над сонной бухтой и полупустыми казармами, над городом Гонолулу и аэродромами - повсюду разразился ад.
В кабине своего бомбардировщика капитан Футида спешил передать адмиралу Нагумо условный сигнал об успехе атаки:
- Тора-тора-тора!
Первые минуты атаки навсегда запали в память участников с обеих сторон. Иосио Сига, в прошлом летчик-истребитель, вспоминал: «Да, то было прекрасное зрелище, вид американского флота произвел на меня глубокое впечатление. Если японские военные корабли были закамуфлированы в темно-серые тона, то американские блистали. Я сразу понял, что атаковать легко, но последствия сброшенных нами бомб будут серьезными». Прикрывая свои самолеты сверху, Сига видел, как далеко внизу торпедоносцы «очень медленно» летели к линкорам, да и «торпеды двигались также очень медленно, мы видели их в воде, делающими узлов 30—40».
Пять американских линкоров стояли попарно: «Оклахома» — пришвартованный к борту «Мэриленд», «Вест-Вирджиния» — к борту «Теннесси», плавучая мастерская «Вестал» — к борту «Аризоны»; «Невада» и «Калифорния» стояли поодиночке, а флагман флота линкор «Пенсильвания» с двумя эсминцами занимали сухой док. На «Неваде» в момент начала налета оркестр играл государственный гимн. Торпедоносец, сбросивший торпеду в «Аризону», пронесся над палубой «Невады». Хвостовой стрелок увидел оркестр, о палубную броню лязгнула крупнокалиберная очередь, полетели щепки настила. Музыканты съежились, но доиграли гимн и только потом, побросав инструменты, разбежались по укрытиям.
В 7.58 радиостанция штаба передала сообщение о налете японской авиации на Пёрл-Харбор, в 8.00 об этом сообщили всем кора***м в море. Зенитный огонь, хотя и усиливался с каждой минутой, был плохо организован. На многих кора***х боевые погреба оказались под замком, не было времени найти ключи — ломали двери.
Через восемь минут после поражения первой торпедой линкор «Оклахома» перевернулся. Вода мигом распространилась через незакрытые люки в водонепроницаемых переборках. На поверхности остались только правый борт и часть киля. Корабль уткнулся мачтами в дно. Сотни человек оказались в ловушке. Через несколько месяцев, когда линкор был поднят, обнаружили около четырехсот трупов.
Получив последовательно несколько торпед, «Вест-Вирджиния» загорелся и сел на дно на ровном киле. «Калифорния» затонул прямо у пирса. Раздался страшный взрыв: бомба, по-видимому, попала в носовые боевые погреба «Аризоны». Вверх на 300 метров взметнулся столб огня и дыма. В одно мгновение корабль превратился в груду металлолома. Погибло 1102 человека.
С горы Макалага, где находились виллы командного состава, было отлично видно происходившее. Адмирал Киммель со двора своей виллы наблюдал за началом японского нападения. Жена адмирала Блоха, стоявшая рядом с ним, заметила: «Похоже, что они накрыли «Оклахому»!» — «Сам вижу», — огрызнулся флотоводец.
Из восьми линейных кораблей только «Невада» дал ход во время нападения на Пёрл-Харбор. Офицер, принявший командование в отсутствие капитана, надеялся, что удастся выйти в открытое море. Линкору требовалось два с половиной часа, чтобы поднять пары, а для выхода в море использовались четыре буксира. На стоянке работал один котел, но на этот раз незадолго до налета был разожжен другой, чтобы подменить первый. Это дало возможность через 45 минут после появления японских самолетов сделать попытку уйти из гавани. Хотя и поврежденный бомбами, «Невада» хорошо слушался руля. Громадный корабль, непрерывно отбивавший атаки и искусно маневрировавший в тесной гавани, привлек всеобщее внимание.
За утро 7 декабря японская авиация потопила пять линкоров, повредила три. Выведены из строя, но остались на плаву три легких крейсера, сильно пострадали три эсминца. Повреждены или потоплены четыре вспомогательных судна, включая «Юту». Всего 18 кораблей, не считая затопленного сухого дока № 2. Впоследствии большинство кораблей было вновь введено в строй. Не удалось восстановить линкоры «Аризона», «Оклахома», корабль-мишень «Юта», эсминцы «Кессин» и «Дауне».
В разгар налета авиации дали о себе знать японские подводные лодки. В 8.17 с эсминца «Хэлм», полным ходом вырвавшегося из Пёрл-Харбора, внезапно увидели рубку подводной лодки. Эсминец немедленно открыл огонь. Рубка скрылась, а в штаб было послано предупреждение об опасности подводных лодок. В 8.30 появилась еще одна подводная лодка, на этот раз внутри гавани. Она успела выпустить обе торпеды, которые не нашли целей. Эсминец «Монагхэн» обстрелял, таранил, атаковал ее глубинными бомбами и в боевом азарте выскочил на берег. На этом закончилось участие японского подводного флота в боевых действиях.
Остатки японской сверхмалой подводной лодки.
Одновременно с ударом по кора***м был совершен налет на аэродромы. По японским подсчетам, на Гавайских островах было по крайней мере 900 самолетов, в действительности по крайней мере в три раза меньше. Самолеты на аэродромах представляли собой удобную и заманчивую цель — по приказу генерала У. Шорта они во избежание диверсий стояли группами на открытых местах. Так было на аэродромах Хикэм и Эва, около Пёрл-Харбора, на аэродроме истребительной авиации Уиллер, в центре Оаху, и других. На базе морской авиации в Канэохэ, расположенной в восточной части Оаху, гидросамолеты ровными рядами покачивались на якорях.
На аэродромах было уничтожено 188 и повреждено 128 американских самолетов. Американцы потеряли 2403 человека убитыми (из них больше 1000 на борту взорвавшегося линкора «Аризона») и 1178 ранеными.
В 9.45 все было кончено. Отбомбившись и израсходовав боеприпасы, самолеты второй волны повернули обратно. Еще с полчаса над Пёрл-Харбором висел в воздухе одинокий самолет с красной и желтой полосами на хвосте. Мицуо Футида определял размеры ущерба. Дым от пожаров, мешавший бомбометанию, не способствовал и наблюдению, но ему удалось сделать несколько удовлетворительных снимков гавани. Разрушения и потери на аэродромах было определить труднее, однако в воздухе не было видно ни одного американского самолета, и это давало ответ. Затем Футида направился к месту сбора, чтобы убедиться, что там не задержались самолеты, — истребители не имели радиопередатчиков и их следовало вести назад к авианосцам. Действительно, в воздухе бесцельно кружились два истребителя. Они пристроились к самолету Футида и легли на обратный курс. Из всех самолетов, участвовавших в воздушном налете, японцы потеряли 29 (9 истребителей, 15 пикирующих бомбардировщиков и 5 торпедоносцев). Потери в живой силе составили в общей сложности 55 офицеров и рядовых. Кроме того, американцы потопили одну подводную лодку и 5 сверхмалых подводных лодок, действия которых оказались малоэффективными.
Гэнда горячо доказывал, что говорить о полном успехе нельзя. Так и не удалось обнаружить оперативные группы с американскими авианосцами. Он был уверен, что «над Нагумо будут всегда смеяться грядущие поколения, если он не нанесет еще удар по Пёрл-Харбору». Разумеется, об этом своем открытии он счел за благо не сообщать командованию 1-го воздушного флота, а просто доложил Нагумо: «Нужно остаться в этом районе еще на несколько дней, найти и уничтожить вражеские авианосцы».
Около полудня колеса последнего, 321-го самолета ударились о палубу. На «Акаги» вернулся Футида. Он поднялся на мостик в разгар оживленной дискуссии, которую прервали, чтобы выслушать мнение руководителя операции. Когда Футида закончил доклад, Нагумо несколько напыщенно заявил: «Теперь мы можем заключить, что ожидавшиеся результаты достигнуты». Это было заявление для всех. Между собой же Нагумо и Кусака сошлись в том, что цели операции выполнены на 80 процентов и стоит ли ставить под угрозу драгоценные авианосцы ради оставшихся 20 процентов? Кусака повторил свой довод: «Операция должна быть проведена с такой же стремительностью, как пролетает демон, а окончание ее — улетающий порыв ветра».
Напрасно офицеры авиации пытались переубедить Нагумо, указывая, что на Оаху еще оставалось множество целей. Напрасно Футида предлагал разбомбить в Пёрл-Харборе топливные емкости, доки и мастерские, а затем повернуть на юг и искать американские авианосцы — «Энтерпрайз» и «Лексингтон». Горячие тирады летчиков прервал Кусака, беспокойно поглядывавший на небо. Он попросил разрешения Нагумо лечь на обратный курс. Нагумо разрешил. В 1 час дня оперативное соединение со скоростью 26 узлов пошло на запад, к берегам Японии.
«День позора»
В тот фатальный день 7 декабря в Белом доме уже в 8.40 вечера сошлись министры. Они расселись в Овальном кабинете. Президент серьезно сообщил, что по значимости совещание можно сравнить только с тем, которое провел А. Линкольн со своим правительством в начале Гражданской войны в США, то есть в 1861 году. Тут в кабинет стали входить лидеры конгресса, толпа сенаторов и конгрессменов. Они оттеснили членов кабинета от стола и сгрудились вокруг президента.
Военный министр Г. Стимсон подал голос: коль скоро США вступили в войну на Тихом океане, нужно объявить войну еще Германии и Италии. Нечего тянуть. Гул одобрения покрыл резкий голос Рузвельта: «Не надо». Воцарилась тишина. Франклин Д. Рузвельт неторопливо прочитал лекцию об американо-японских отношениях, выделив миролюбие Соединенных Штатов и коварство Японии. Взять хотя бы последнюю ноту Токио, сокрушался президент, «ложь с начала до конца». Он еще описал в самых мрачных красках катастрофу в Пёрл-Харборе. Сенатор Т. Коннэли закричал: «Наши проспали! Где были наши патрули?» Рузвельт развел руками. На том совещание, равное по важности собранию у А. Линкольна в 1861 году, закончилось.
8 декабря в 12.20 в Вашингтоне кортеж из десяти сверкающих машин подъехал к южному входу Капитолия. Из первой вышел президент США Франклин Д. Рузвельт. Он был в морском плаще и опирался на руку сына Джимми в форме капитана морской пехоты. Вокруг здания за кордоном конных полицейских густая, молчаливая толпа.
Выступление президента США Франклина Д. Рузвельта в конгрессе 8 декабря 1941 г.
Президент приехал просить конгресс объявить войну Японии. В Капитолии все были в сборе. В 12.29 Рузвельт, поддерживаемый Джимми, вошел в зал палаты представителей, где проводились объединенные заседания конгресса. Немногословное представление спикера Сэма Райберна — и президент занял трибуну. Впервые за девять лет его встретили аплодисментами и республиканцы. Он произнес короткую речь, в которой сказал:
«Вчера, 7 декабря 1941 года — в День позора, Соединенные Штаты были внезапно и злоумышленно атакованы военно-морскими и воздушными силами Японской империи. США были в мире с этой страной и по просьбе Японии все еще вели переговоры с ее правительством и императором, направленные на сохранение мира на Тихом океане. Больше того, через час после начала нападения японской авиации на остров Оаху посол Японии в США Номура и его коллега по переговорам Курусу передали государственному секретарю официальный ответ на недавние американские предложения. Хотя в ответе указывалось, что представляется бесполезным продолжать нынешние дипломатические переговоры, в нем не содержалось ни угроз, ни намека на войну или вооруженное нападение. Учитывая расстояние между Гавайями и Японией, нет никаких сомнений в том, что нападение умышленно готовилось в течение многих дней и даже недель. А все это время японское правительство сознательно стремилось обмануть Соединенные Штаты ложными заявлениями и выражало надежду на сохранение мира. Вчерашнее нападение на Гавайские острова нанесло огромный ущерб американским морским и военным силам. Погибло очень много американцев». Перечислив и другие пункты, в которых японские войска напали на американские владения на Дальнем Востоке и Тихом океане, Ф. Рузвельт просил конгресс объявить с 7 декабря 1941 года войну Японии.
После непродолжительного обсуждения, в 16.10 8 декабря конгресс принял объединенную резолюцию, объявлявшую войну между «императорским правительством Японии и правительством и народом Соединенных Штатов». США вступили во вторую мировую войну.